Неточные совпадения
Идут, как будто гонятся
За ними
волки серые,
Что дале — то скорей.
Недаром наши странники
Поругивали мокрую,
Холодную весну.
Весна нужна крестьянину
И ранняя и дружная,
А тут — хоть
волком вой!
Не греет землю солнышко,
И облака дождливые,
Как дойные коровушки,
Идут по небесам.
Согнало снег, а зелени
Ни травки, ни листа!
Вода не убирается,
Земля не одевается
Зеленым ярким бархатом
И, как мертвец без савана,
Лежит под небом пасмурным
Печальна и нага.
Да, видно, Бог прогневался.
Как восемь лет исполнилось
Сыночку моему,
В подпаски свекор сдал его.
Однажды жду Федотушку —
Скотина уж пригналася,
На улицу
иду.
Там видимо-невидимо
Народу! Я прислушалась
И бросилась в толпу.
Гляжу, Федота бледного
Силантий держит за ухо.
«Что держишь ты его?»
— Посечь хотим маненичко:
Овечками прикармливать
Надумал он
волков! —
Я вырвала Федотушку,
Да с ног Силантья-старосту
И сбила невзначай.
Волчонка
Волк, начав помалу приучать
Отцовским промыслом питаться,
Послал его опушкой прогуляться...
Пустой ваш труд: на
волка только
слава,
А ест овец-то — Савва.
Человек открыл волосатый рот, посмотрел мутными глазами на Макарова, на Клима и, махнув рукой,
пошел дальше. Но через три шага,
волком обернувшись назад, сказал громко...
«А когда после? — спрашивала она себя, медленно возвращаясь наверх. — Найду ли я силы написать ему сегодня до вечера? И что напишу? Все то же: „Не могу, ничего не хочу, не осталось в сердце ничего…“ А завтра он будет ждать там, в беседке. Обманутое ожидание раздражит его, он повторит вызов выстрелами, наконец, столкнется с людьми, с бабушкой!..
Пойти самой, сказать ему, что он поступает „нечестно и нелогично“… Про великодушие нечего ему говорить:
волки не знают его!..»
— А вот мой личный враг
идет, — промолвил он, вдруг вернувшись ко мне, — видите этого толстого человека с бурым лицом и щетиной на голове, вон что шапку сгреб в руку да по стенке пробирается и на все стороны озирается, как
волк?
Через несколько дней из округа пришла телеграмма: немедленно устранить Кранца от преподавания. В большую перемену немец вышел из гимназии, чтобы более туда не возвращаться. Зеленый и злой, он быстро
шел по улице, не глядя по сторонам, весь поглощенный злобными мыслями, а за ним
шла гурьба учеников, точно стая собачонок за затравленным, но все еще опасным
волком.
— Ничего я не знаю, а только сердце горит. Вот к отцу
пойду, а сам
волк волком. Уж до него тоже пали разные слухи, начнет выговаривать. Эх, пропадай все проподом!
— Ну, я скажу тебе, голубчик, по секрету, ты далеко
пойдешь… Очень далеко. Теперь ваше время… да. Только помни старого сибирского
волка, исправника Полуянова: такова бывает превратность судьбы. Был человек — и нет человека.
— Ах, сестричка Анна Родивоновна:
волка ноги кормят. А что касаемо того, что мы испиваем малость, так ведь и свинье бывает праздник. В кои-то годы Господь счастья
послал… А вы, любезная сестричка, выпейте лучше с нами за конпанию стаканчик сладкой водочки. Все ваше горе как рукой снимет… Эй, Яша, сдействуй насчет мадеры!..
— Будешь меня благодарить, Ермолай Семеныч! — кричал он. — А твоя красная бумага на помин моей души
пойдет… У
волка в зубе — Егорий дал.
— Тошнехонько и глядеть-то на них, на мирских, — продолжала Енафа с азартом. — Прежде скитские наедут, так не знают, куда их посадить, а по нонешним временам, как на
волков, свои же и глядят… Не стало прежних-то христолюбцев и питателей, а
пошли какие-то богострастники да отчаянные. Бес проскочил и промежду боголюбивых народов… Везде свара и неистовство. Знай себе чай хлебают да табачище палят.
Ванька вспомнил, что в лесу этом да и вообще в их стороне
волков много, и страшно струсил при этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать на весь лес, да как будто бы человек десять кричали, и в то же время что есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой усадьбы; но тут сообразил, что Петр, пожалуй, увидит, что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив в конюшню,
пошел к барину.
— И это может быть! — отозвался Рыбин. — Говорят, будто собака раньше
волком была.
Пойду, спрячу это.
В тот же миг разбойники, как стая
волков, бросились на Малютиных слуг, и
пошла между ними рукопашная.
— Да что! Пикнуть не успел… Кинулись собачары, вытащили… весь обварился…
Пошел по собачарам шум,
пошла по дворне булга. А один собачар тому Алексею брат был… Кинулся в хоромы, схватил ружье… Барин к дворне, а уж дворня, понимаешь,
волками смотрит. Вскипело холопье сердце…
— Видал? — улыбаясь, спросила бабушка. — А я вначале опозналась, думала — собака, гляжу — ан клыки-то волчьи, да и шея тоже! Испугалась даже: ну, говорю, коли ты
волк, так
иди прочь! Хорошо, что летом
волки смиренны…
— Первый срок — Илья пророк, второй — Егорий на коне, а третий — не ходи ко мне!
Пошел прочь,
волк…
— Так-с; стойте на том, что все надо подобрать и подтянуть, и благословите судьбу, что она
послала вам Термосесова, да держитесь за него, как Иван Царевич за Серого
Волка. Я вам удеру такой отчет, такое донесение вам сочиню, что враги ваши, и те должны будут отдать вам честь и признают в вас административный гений.
А Максим почернел, глядит на Ефима
волком и молчит. Накануне того как пропасть, был Вася у неизвестной мне швеи Горюшиной, Ефим прибежал к ней, изругал её, затолкал и, говорят, зря всё: Максим её знает, женщина хотя и молодая, а скромная и думать про себя дурно не позволяет, хоть принимала и Васю и Максима. Но при этом у неё в гостях попадья бывает, а к распутной женщине попадья не
пошла бы.
Но открыв незапертую калитку, он остановился испуганный, и сердце его упало: по двору встречу ему
шёл Максим в новой синей рубахе, причёсанный и чистенький, точно собравшийся к венцу. Он взглянул в лицо хозяина, приостановился, приподнял плечи и
волком прошёл в дом, показав Кожемякину широкую спину и крепкую шею, стянутую воротом рубахи.
Собака взглянула на него здоровым глазом, показала ещё раз медный и, повернувшись спиной к нему, растянулась, зевнув с воем. На площадь из улицы, точно
волки из леса на поляну, гуськом вышли три мужика; лохматые, жалкие, они остановились на припёке, бессильно качая руками, тихо поговорили о чём-то и медленно, развинченной походкой, всё так же гуськом
пошли к ограде, а из-под растрёпанных лаптей поднималась сухая горячая пыль. Где-то болезненно заплакал ребёнок, хлопнула калитка и злой голос глухо крикнул...
— Ну, прощай, отец мой, — говорил дядя Ерошка. —
Пойдешь в поход, будь умней, меня, старика, послушай. Когда придется быть в набеге или где (ведь я старый
волк, всего видел), да коли стреляют, ты в кучу не ходи, где народу много. А то всё, как ваш брат оробеет, так к народу и жмется: думает, веселей в народе. А тут хуже всего: по народу-то и целят. Я всё, бывало, от народа подальше, один и хожу: вот ни разу меня и не ранили. А чего не видал на своем веку?
Матушка и моя старая няня, возвращавшаяся с нами из-за границы, высвободившись из-под вороха шуб и меховых одеял, укутывавших наши ноги от пронзительного ветра,
шли в «упокой» пешком, а меня Борис Савельич нес на руках, покинув предварительно свой кушак и шапку в тарантасе. Держась за воротник его волчьей шубы, я мечтал, что я сказочный царевич и еду на сказочном же сером
волке.
Прислонясь к спинке кресла, на котором застал меня дядя, я не сомневался, что у него в кармане непременно есть где-нибудь ветка омелы, что он коснется ею моей головы, и что я тотчас скинусь белым зайчиком и поскачу в это широкое поле с темными перелогами, в которых растлевается флером весны подернутый снег, а он скинется
волком и
пойдет меня гнать… Что шаг, то становится все страшнее и страшнее… И вот дядя подошел именно прямо ко мне, взял меня за уши и сказал...
Я в 6 часов уходил в театр, а если не занят, то к Фофановым, где очень радовался за меня старый морской
волк, радовался, что я
иду на войну, делал мне разные поучения, которые в дальнейшем не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей доброй мамой. В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат, на меня смотрели, как на героя, поили, угощали и платили жалованье. Я играл раза три в неделю.
А куряне славные —
Витязи исправные:
Родились под трубами,
Росли под шеломами,
Выросли как воины,
С конца копья вскормлены.
Все пути им ведомы,
Все яруги знаемы,
Луки их натянуты,
Колчаны отворены,
Сабли их наточены,
Шеломы позолочены.
Сами скачут по полю
волкамиИ, всегда готовые к борьбе,
Добывают острыми мечами
Князю —
славы, почестей — себе...
И, звеня секирами на
славу,
Двери новгородские открыл,
И расшиб он
славу Ярославу,
И с Дудуток через лес-дубраву
До Немиги
волком проскочил.
Мамаев. Она женщина темперамента сангвинического, голова у ней горячая, очень легко может увлечься каким-нибудь франтом, черт его знает, что за механик попадется, может быть, совсем каторжный. В этих прихвостнях Бога нет. Вот оно куда
пошло! А тут, понимаешь ты, не угодно ли вам, мол, свой, испытанный человек. И
волки сыты, и овцы целы. Ха, ха, ха! Понял?
— А ведь вы и меня на грех навели, — проговорил он. — Ха-ха… Нашли
волков!.. Я и позабыл совсем, что сегодня у инородцев праздник. Аллах им
послал веселую скотинку, вот они и поют! Огонек-то видите на берегу? — там
идет пир горой.
— Господи, слышу, молва
идет: объявились лесные братья. Ну, а если братья, так не мимо же
идти, а они, братья-то, на манер
волков. И все гонют, все гонют.
Воодушевясь, он рассказал несколько случаев удачной охоты и через неделю
пошёл с Пётром и Алексеем в лес, убил матёрого медведя, старика. Потом
пошли одни братья и подняли матку, она оборвала Алексею полушубок, оцарапала бедро, братья всё-таки одолели её и принесли в город пару медвежат, оставив убитого зверя в лесу,
волкам на ужин.
Волк попадает всегда одной ногой, лиса же изредка двумя; это случается, когда она прыгает, скачет, а не бежит рысью или не
идет тихой ходою.
Как у нас-то козел
Что за умный был:
Сам и по воду ходил,
Сам и кашу варил —
Деда с бабкой кормил.
Как
пошел наш козел,
Он во темный лес,
Как навстречу козлу
Да семь
волков:
Как один-то
волк,
Он голодный был,
Он три года ходил,
Все козлятинки просил.
Так как в «
волки»
идут или молодые, неуверенные в себе атлеты, еще не овладевшие разными секретами и не выработавшие приемов, или старые, но посредственные борцы, то они редко одерживают победы в состязаниях на призы.
Слышавше же древляне, яко опять
идет, сдумавше с князем своим Малом: «аще ся ввадит
волк в овцы, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьем его, то вся нас погубить», послаша к нему, глаголюще: «Почто идеши опять?
— А,
идет снег! — сказал я, вставая и глядя в окно. — Превосходный снег! Иван Иваныч, — продолжал я, прохаживаясь по гостиной, — я очень жалею, что я не охотник. Воображаю, какое удовольствие по такому снегу гоняться за зайцами и
волками!
Установилась долгая, снежная зима. Давно уже нет проезда по деревенской улице. Намело сугробы выше окон, и даже через дорогу приходится иногда переходить на лыжах, а снег все
идет и
идет не переставая. Курша до весны похоронена в снегу. Никто в нее не заглянет до тех пор, пока после весенней распутицы не обсохнут дороги. По ночам в деревню заходят
волки и таскают собак.
Другой крестьянин. Невмоготу, родимый. Работы ну-тебе, а уходить не смей. Напред того, бывало, нелюбо тебе у кого —
иди куда хошь! Который вотчинник будет пощедливей, к тому и
иди! А ионе, каков ни будь, где тебя указ тот застал, там и сиди; хошь
волком вой, а сиди.
…Скалит зубы —
волк голодный —
Хвост поджал — не отстает —
Пес холодный — пес безродный…
— Эй, откликнись, кто
идет?
— Кроме птиц — все толкутся на одном месте.
Идет человек, наклоня голову, смотрит в землю, думает о чем-то…
Волки зимой воют — тоже и холодно и голодно им! И, поди-ка, всякому страшно — всё только одни
волки вокруг него! Когда они воют, я словно пьяный делаюсь — терпенья нет слышать!
Идя дорогою, философ беспрестанно поглядывал по сторонам и слегка заговаривал с своими провожатыми. Но Явтух молчал; сам Дорош был неразговорчив. Ночь была адская.
Волки выли вдали целою стаей. И самый лай собачий был как-то страшен.
А ты пока молчи,
Умей скрывать обиду; дожидайся.
Он не уйдет никак от наших рук.
Я сторожа к нему приставил, знаешь,
Павлушку; он хоть зайца соследит;
Волк травленый, от петли увернулся.
Он из дьячков из беглых, был в подьячих,
Проворовался в чем-то; присудили
Его повесить, он и задал тягу.
Теперь веревки как огня боится.
Хоть висельник, да только бы служил.
Ну, и писать горазд, мне то и нужно.
Да мы еще с тобою потолкуем.
Куда
пойдешь отсюда?
— Должен ты,
волк,
пойти к доктору, и пусть он пришьет тебе новый хвост. А ты, волчиха, смотри, хороший ли будет хвост и крепко ли он будет пришит. Самое лучшее будет, если ты потом сама еще приколешь английской булавкой.
Побежал
волк, а утюг горячий по ногам его бьет и так по камням стучит, как будто целый полк солдат
идет.
Шел по улице
волк и всех прохожих бил хвостом. Хвост у него был щетинистый, твердый, как палка: и то мальчика
волк ударит, то девочку, а то одну старую старушку ударил так сильно, что она упала и расшибла себе нос до крови. Другие
волки хвост поджимают к ногам, когда ходят, а этот держал свой хвост высоко. Храбрый был
волк, но и глупый тоже.
Идет волк по улице и насилу комод тащит: такой он тяжелый.
Особенно кошки ему завидовали: они очень боятся воды и, когда
идет дождь, должны сидеть дома, и погулять не приходится. Встретил
волка лысый судья и тоже похвалил его...